Поэт, о каких бы «свинцовых мерзостях этого мира» он не писал, всегда имеет в виду мир прекрасный, к которому стремится любой человек на Земле, всегда имеет в виду «рай», «золотой век» и в душе ведёт себя так, будто этот век уже наступил. Вступая в противоречие с реальностью, душа его каждый раз подвергается бомбардировке, от которой нет защиты. Жизнь Марины Цветаевой, с ее гениальностью и творческой обособленностью, – тому подтверждение.
Марина Цветаева – одна из самых неоднозначных фигур в русской поэзии. Исследователи ее стихотворного наследия отмечают «романтический максимализм, неприятие повседневного бытия, обреченность, мотивы одиночества». Но откуда появились эти неприятие, одиночество и обречённость? Почему Цветаевой приходилось строить свой собственный мир, который то трещал по швам от соприкосновения с всеобщим, то кренился в разные стороны, то сбрасывал с бортов не сумевших понять её и в конце концов, рухнул, придавленный собой, оставив поэтический мираж, которым мы наслаждаемся по сей день.
…Отец Марины Цветаевой, тайный советник, профессор истории искусства, филолог и искусствовед, член-корреспондент Петербургской Академии наук (именно он основал музей имени Александра III, ныне Музей изобразительных искусств имени Пушкина) был полностью погружён в свой мир. Специалиста в области античной истории, эпиграфики и искусства мало интересовало воспитание дочерей. Девочки выросли самостоятельными, достаточно рано начали всем интересоваться. Мать Марины, Мария Александровна Мейн, была пианисткой, училась у великого Рубинштейна. Но ей пришлось отказаться от концертной деятельности. Она была второй женой Ивана Владимировича, имела предков-поляков, что позднее позволяло Марине Цветаевой в нескольких стихотворениях символически отождествлять себя с Мариной Мнишек, женой самозванца Смутного времени Лжедмитрия. В то же время день рождения поэтессы приходится на православный праздник памяти апостола Иоанна Богослова. Это обстоятельство она тоже неоднократно отразит в своих произведениях.
От первого счастливого брака с рано умершей Варварой Дмитриевной Иловайской, дочерью знаменитого русского историка, Иван Цветаев имел двоих детей – Валерию и Андрея. От Марии Мейн у него кроме Марины была и вторая дочь, Анастасия, родившаяся на два года позже. Между четырьмя детьми одного отца часто происходили ссоры. Отношения между матерью Марины и детьми Варвары были натянутыми, а Иван Цветаев был слишком занят своей работой – «величие» и «значимость деятельности» затмевали семейный быт.
Мать страстно хотела, чтобы старшая дочь, став пианисткой, исполнила её собственную неосуществлённую мечту. Но музыка уже и так жила в душе Марины, поэтическое слово ждало её благотворного влияния. Анастасия Цветаева вспоминала, что постоянным ощущением с первых лет жизни у них с сестрой была страсть к слову.
«Звук слов, до краев наполненный их смыслом, доставлял совершенно вещественную радость. Только начав говорить – и почти сразу на трех языках, мы оказались – хочешь, не хочешь – в таком сообществе, как попавший по сказке в горную пещеру к драгоценным камням, которые стерегли гномы. Драгоценное существование слова, как источника сверкания, будило в нас такой отзвук, который уже в шесть-семь лет был мукой и счастьем владычества». – Писала она.
В дневнике матери Марины есть такая запись: «Четырехлетняя моя Маруся ходит вокруг меня и все складывает слова в рифмы, может быть, будет поэт?».
Детские годы Цветаевой прошли в Москве и в Тарусе. На стрелке Тарусы и Оки она провела свои самые счастливые годы и впоследствии говорила, что именно здесь хотела бы найти место упокоения.
В 12 лет Марину отправили в школу-интернат в Лозанне. Во время своих путешествий она изучила итальянский, французский и немецкий. Через два года девочка поступила пансионеркой в четвёртый класс женской гимназии им. В. П. фон Дервиз, из которой через полгода была исключена за свободомыслие и дерзость. Не прижилась она и в гимназии Алфёровой. Однако вскоре поступила в шестой класс частной женской гимназии, которую и окончила через два года. Далее она продолжила обучение в пансионе Фрайбурга в Германии. Языки давались ей легко, и в дальнейшем она часто зарабатывала именно переводами, так как творчество никогда не приносило таких доходов.
В семнадцать лет Марина рванула в Париж, чтобы записаться на курс по старофранцузской литературе, однако окончить его у неё не получается – слишком многое надо успеть понять и испытать, слишком многое расцветает и сгорает в её душе, не успев родиться…
Свой первый сборник «Вечерний альбом» Марина опубликовала на собственные средства уже в 1910 году.
Сборник посвящён памяти Марии Башкирцевой, что подчёркивает его «дневниковую» направленность. Творчество Марины привлекло к себе внимание знаменитых поэтов. Максимилиан Волошин раньше прочих заметил её гимназические опыты, поэтесса неоднократно гостила в его доме в Коктебеле.
Николай Гумилёв в своих «Письмах о русской поэзии» отмечал: «Марина Цветаева внутренне талантлива, внутренне своеобразна… здесь инстинктивно угаданы все главнейшие законы поэзии… Первая книга Марины Цветаевой заставила поверить в нее, и может быть, больше всего – своей неподдельной детскостью, так мило-наивно не осознающей своего отличия от зрелости».
В тот же год Цветаева написала свою первую критическую статью «Волшебство в стихах Брюсова». Гораздо холоднее оценил творчество Марины адресат статьи. По словам Анастасии, у ее сестры были все основания недолюбливать его. В прессе Брюсов отозвался о Цветаевой вяло. На поучающий отзыв мэтра о «Вечернем альбоме» Марина отвечала:
Улыбнись в мое окно,
Иль к шутам меня причисли,
Не изменишь все равно!
«Острых чувств» и «нужных мыслей»
Мне от Бога не дано.
Нужно петь, что все темно,
Что над миром сны нависли…
– Так теперь заведено, —
Этих чувств и этих мыслей
Мне от Бога не дано!
Поэтесса так и не примкнула ни к одному из многочисленных литературных течений. Забегая вперед, приведем строки из её письма, подтверждающие это: «…Меня всю жизнь укоряют в безыдейности, а советская критика даже в беспочвенности. Первый укор принимаю: ибо у меня взамен мировоззрения – ощущение. Беспочвенность? Если иметь в виду землю, почву, родину – на это отвечают мои книги. Если же класс, и, если хотите, даже пол – да, не принадлежу ни к какому классу, ни к какой партии, ни к какой литературной группе никогда. Помню даже афишу такую на заборах Москвы 1920 года. Вечер всех поэтов. Акмеисты – такие-то, нео-акмеисты – такие-то, имажинисты – такие-то, исты – исты – исты – и в самом конце, под пустотой: -и– Марина Цветаева (вроде как – голая!). Так было, так будет…»
Цветаева очень современна. Её оригинальность одновременно и органична, и находится на пределе чувствования, почти за гранью, за которой дыхание времени сплетается с фантасмагорическими грёзами. Молодость не держала ее за руку. Время надежд и сияющей перспективы заставляли смотреть на мир широко открытыми, сияющими глазами.
За «Вечерним альбомом» двумя годами позже последовал второй сборник — «Волшебный фонарь».
После знакомства с Брюсовым и поэтом Эллисом (настоящее имя Лев Кобылинский) Цветаева кружится у студий при издательстве «Мусагет», активно участвует в литературной жизни.
Бытовая сторона жизни служила для Цветаевой в лучшем случае дополнением к стихам, в худшем – досадным недоразумением, от которого стоит поскорее отмахнуться.
В 1912 году Марина Ивановна влюбляется и выходит замуж за Сергея Эфрона, ставшего для нее верным спутником жизни и самым близким другом. В том же году была издана вторая книга стихов Цветаевой «Волшебный фонарь» и родилась дочь Ариадна.
В 1917 году у неё появляется дочь Ирина. За свою старшую дочь Ариадну Цветаева переживала, а к младшей потеряла интерес почти сразу после ее рождения. Ей казалось, что девочка отстает в умственном развитии, и мать почти с ней не занималась, а когда уходила на всевозможные поэтические вечера, просто привязывала ее к ножке кровати, чтобы та чего-нибудь не натворила. Многие современники осуждают её, но масштаб Марины как поэтессы не предполагает «микроскопии». Здесь нет места нравственной оценке, есть данность. Её предтечами – культура Ойкумены, её истинными «детьми» – выстраданные стихи.
В её записках: «Не люблю (не моя стихия) детей, простонародья (солдатик на Казанском вокзале!), пластических искусств, деревенской жизни, семьи». «Моя стихия – всё, встающее от музыки. А от музыки не встают ни дети, ни простонародье, ни пласт искусства, ни деревенская жизнь, ни семья».
«Чтобы дочери не знали голода», Марина 14/27 ноября 1919 года отдает их в Кунцевский приют. Но в то время по миру ходил страшный грипп с пятой частью летального исхода – «испанка». Она заразила треть населения планеты, и советская Россия не была исключением. В приюте Аля заболела – мать забрала и выхаживала дома. А Ирина осталась там навсегда. Она умирает от голода. Цветаева сильно переживает эту вечную разлуку, говорит, «Бог наказал меня». Её мятущаяся душа на грани истерики.
В 1915-м Эфрон уходит на Первую Мировую, позже вступает в Белую гвардию, в рядах которой сражается вплоть до окончания военных действий. С мужем Марине Цветаевой случайно довелось увидеться в 1917 году в Москве, после чего его следы снова затеряются на фронтах. В последний раз перед четырехлетней разлукой они встретились в январе 1918-го.
Несмотря на тяжелейшее время революции и Гражданской, Цветаева продолжает выступать на поэтических вечерах. И хотя нарождающемуся «рабоче-крестьянскому гегемону» чужда мифологическая эстетика, декадентская прослойка слушателей принимает выступления на «ура».
Находила Цветаева силы и на новые романтические увлечения. После разрыва с Софьей Парнок у нее роман с Мандельштамом. В разное время внимание поэтессы привлекали актер Юрий Завадский, Борис Пастернак и князь С. М. Волконский.
В мае 1922 года Цветаевой с дочерью Ариадной разрешили уехать за границу. В Чехии у нее родился сын Георгий, после чего вся семья переехала в Париж. Впрочем, в Праге поэтесса успела осуществить бурный роман с юристом и скульптором Константином Родзевичем. Их связь продлилась около полугода, а затем Марина, посвятившая предмету обожания полную неистовой страсти «Поэму горы», вызвалась помочь его невесте выбрать свадебное платье, тем самым поставив точку в любовных отношениях.
Несмотря на величие и вселенскую всеохватность гениальной поэтессы, Цветаева особенно в эмиграции, остро чувствовала родное, детское… Из-под её пера вышло стихотворение, начинающееся:
Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где совершенно одинокой
И заканчивающееся:
«Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все – равно, и все – едино.
Но если по дороге – куст
Встает, особенно – рябина…»
Она говорила: «Здесь, во Франции, и тени моей не останется. Таруса, Коктебель, да чешские деревни – вот места души моей».
Что именно побудило семью Цветаевой и Эфрона вернуться в 1939 году в СССР? Кто знает, что творилось в душе немолодой уже поэтессы в те годы? Эфрон, «белая кость», отдавший так много борьбе с большевиками, неожиданно поверил в торжество коммунизма и еще в Париже связался с обществом, занимавшимся возвращением на родину эмигрантов. Первой вернулась в Москву дочь Ариадна (она же была первой арестована), 10 октября того же года из Франции бежал Эфрон, оказавшись замешанным в заказном политическом убийстве. Марина с сыном была вынуждена последовать за мужем, выполнив до конца долг пусть не всегда верной, но любящей жены. Уезжая, она почти не сожалела, что когда-то овеянный романтическим ореолом Париж не принял её как поэтессу. Французская поэтическая общественность не видела Марину, «эмиграция» за редким исключением, тоже смотрела холодно. С 1930-х годов Цветаева с семьёй жила практически в нищете.
«Никто не может вообразить бедности, в которой мы живём. Мой единственный доход – от того, что я пишу. Мой муж болен и не может работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему восемь лет. Мы вчетвером живем на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем от голода.»
Цветаева вспоминает о пройденном этапе так: «Моя неудача в эмиграции – в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху – там, туда, оттуда…»
Впрочем, и родина не спешила с объятиями. Арест дочери и мужа в 1939 году (в 1941-ом Эфрон будет расстрелян, а Ариадна проведет в заключение 15 лет) подкосили Цветаеву, она с сыном осталась одна, а к жизни и быту была совершенно не приспособлена – мало того, она порой опускала руки, испытывая ужас перед самыми незначительными на первый взгляд проблемами. Да и отношения с сыном Георгием (Муром), разбалованным слишком истерически-восторженным отношением к нему матери ознаменовывались периодически вспыхивающими размолвками.
После начала Отечественной войны они эвакуировались в Елабугу. Известный мистический эпизод – когда Марина Цветаева только собиралась в эвакуацию, в упаковке вещей ей помогал давний друг Борис Пастернак, который специально купил веревку для этой цели. Борис похвалился, что достал такую прочную верёвку – «хоть вешайся». Именно эта верёвка и станет позже орудием самоубийства Марины. 31 августа 1941 года, на реке Кама, не найдя ни физических ни душевных сил для продолжения существования, Марина Цветаева повесится в сенях домика, выделенного для них с сыном, оставив три предсмертные записки.
Записка сыну: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик».
Записка Асеевым: «Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сестры Синяковы! Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь – просто взять его в сыновья – и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына – заслуживает. А меня – простите. Не вынесла. МЦ. Не оставляйте его никогда. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете – увезите с собой. Не бросайте!
Записка «эвакуированным»: «Дорогие товарищи! Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто сможет, отвезти его в Чистополь к Н. Н. Асееву. Пароходы – страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему с багажом – сложить и довезти. В Чистополе надеюсь на распродажу моих вещей. Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мной он пропадет. Адр. Асеева на конверте. Не похороните живой! Хорошенько проверьте».
…Православие отпевание самоубийц запрещает, но его может разрешить в особом случае патриарх. Через пятьдесят лет после смерти Цветаевой Алексий II дал благословение на отпевание. Основанием послужило прошение группы верующих, включая сестру Анастасию Цветаеву и диакона Андрея Кураева.
Отпевание состоялось через пятьдесят лет после кончины Марины Цветаевой в московском храме Вознесения Господня у Никитских ворот. Похоронена великая поэтесса в Елабуге, на Петропавловском кладбище.
Её музеи находятся в Москве, в Болшево, в Александрове, Феодосии, Башкортостане. Памятник поэтессе установлен в Одессе, а на высоком берегу Оки, в её любимом городе Таруса, согласно воле Цветаевой, установлен камень с надписью «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева»…
Сегодня Цветаева по праву считается одной из самых ярких звёзд Серебряного века, а её стихи и поэмы навсегда останутся в сокровищнице русской поэзии.
Статья опубликована в рамках проекта на средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации от 05.04.2016 № 68-рп и на основании конкурса, проведённого «Союзом пенсионеров России».
